В камине потрескивали дрова, придавая особенную мягкость звукам в зале, в частности, нежной мелодии, что рождалась под пальцами Магистра. Последний неторопливо касался клавиш, задумчиво, медленно, как будто бы сдерживая себя. Правая рука вела, развивала главную тему, в которой Клио чудились какие-то восточные нотки - подобно мелодической линии ля-бемоль; пальцы левой руки лишь иногда вмешивались в игру, изредка добавляя к основной теме какую-то низкую, сочную ноту, которая, в зависимости от контекста, казалась то терпкой, то горькой.
Клио, которая с пилочкой в руках сидела в двух шагах от рояля, застыла, затаив дыхание, жадно ловя звуки. Ей уже не в первый раз казалось, будто музыка Магистра - это не игра для развлечения, это даже не музыка для души, а что-то большее: доверительный рассказ, исповедь. В эти моменты ей чудился иной мир, и человек, сидящий за роялем, превращался из такого знакомого Магистра в волшебника из детских сказок, который просто приходит однажды и дарит целый мешок счастья. Без объяснений, не требуя ничего взамен.
Это была какая-то очень простая мелодия: как будто бы без конца повторялась одна и та же фраза, только каждый раз - с новой интонацией. Смятение, призыв, страсть, отчаяние, мольба, надежда, смирение, крик.. Это было так просто, так понятно, что Клио даже удивилась про себя, почему же она никогда не слышала ничего подобного, ведь это же.. это же настолько естественно, это же старо, как мир.
Взгляд Клио обратился к камину. Ей показалось, или огонь действительно вторит музыке? Вот сейчас он как будто бы вспыхнул ярче, следуя на зов струн. И вот, снова, а теперь - тише, еще тише, как будто бы пытаясь спрятать в себе все эти пьянящие эмоции, не позволяя себе этой роскоши - откровенности. Но помимо воли музыканта огонь разгорался все больше, все выше, все дерзостнее взметались языки пламени. Клио вздрогнула - в низком шепоте рояля ей почудилось что-то зловещее. Где прежняя нежность, легкость?
Она испуганно взглянула на Магистра - и тут же потупилась. Он смотрел прямо перед собой, не видя ничего, и его глаза из-за расширившихся зрачков казались черными, но руки, руки гения, двигались все быстрее.
От исповеди не осталось и следа, не осталось робости, не осталось смирения.. Казалось, какая-то безумная сила вырвалась наружу, и , обуреваемая жаждой разрушения, хохоча, заполняла собой пространство вокруг, пронизывая насквозь, с легкостью сметая все преграды. Клио ясно слышала ее смех, ее ликование, пьянящую радость и сама не понимала, чего же сейчас в ней больше: страха или восхищения.
И вдруг - язвительность последней ноты особенно сильно резанула слух - музыка стихла.
Не смея вздохнуть, не смея поднять глаза, Клио застыла в кресле. Ни звука, только треск дров в камине.
Что он скажет? Подойдет ли? Или просто уйдет?
Но разве можно уйти после этого? Разве можно забыть?
- Вот видишь теперь, почему я не стал поэтом? Нет таких слов. Музыку человек воспринимает непосредственно сердцем, она очаровывает его, а он даже не всегда способен понять, что же с ним произошло. Пытается, конечно, объяснить это себе, пишет стихи или посты в дневниках. Так или иначе, музыка переполняет человека, и его тянет на разговоры. Или он так пытается избавиться от наваждения?
Магистр замолчал, его рука снова легла на клавиши, однако, игра не возобновилась. Шорох, щелчок зажигалки, и Клио почувствовала аромат вишневого табака.
- А между тем нет никакого волшебства. Есть 88 клавиш, есть камин и впечатлительная молодая девушка. А больше ничего для сказки и не требуется.
- А Вы? - чуть слышно прошептала Клио.
- А кого интересует Сказочник?